Дорога к дому. 

Благодаря музею истории села, активно работающе­му почти 40 лет, не проходили незамеченными многие знаменательные  даты  местного значения. Таким юбиляром в 2003 году был Васильевский Детский дом.

«Для чего существуют юбилеи? Наверное, для того, чтобы оглянуться и понять, насколько живо то, что ког­да-то создавали, над чем работали, во что вкладыва­ли душу и сердце, чему отдавали свободное время, что было так необходимо и жизненно важно», — писала когда-то директор музея Г. К. Марова.

Вот почему главное внимание на праздничном собра­нии по случаю 60-летия Детского дома было уделено ветеранам, многие из которых являются примером вы­сокой ответственности и самоотдачи в деле воспита­ния детей. День их встречи был не только радостным, но и грустным, со слезами вспоминали трудные годы работы, трагические годы войны.

А имеют ли юбилейные мероп­риятия воспитательное значе­ние? «Конечно, — говорила воспи­тательница  и ведущая того праздника Ирина Валерьевна Уёмова, — за время подго­товки дети действительно по­няли, что это не очередной ка­лендарный праздник, что гото­вят они его не для себя, что ис­торией Детского дома, ставше­го родным для многих, прибыв­ших сюда всего 1-2 года на­зад, можно гордиться, а мно­голетний добросовестный труд бывших его сотрудников достоин уважения и благо­дарности. Дети наравне со взрослыми переживали за успех праздника, проявив на­стоящую ответственность».

Галина Константиновна была в то время уже очень больна, для выступления на праздничном мероприятии была приглашена я. А по следам прошедшего юбилея написала в «Шуйских известиях» вот эту заметку. 

Вот уже и 70-летний юбилей можно отмечать.  

Все дальше от нас уходят первые годы работы Детского дома. Открыт он был в 1943 году для приема детей, оставшихся без родителей или  потерявшихся во время войны, в том числе и эвакуи­рованных из блокадного Ленинграда. На территории Ивановской области, впрочем и других областей,  таких Детских Домов  было немало.  Старались устраивать их в сельской местности, рассчитывая на большее гостеприимство и душевность деревенских жителей, на деревенский воздух, чистую воду и тишину. Так оно и было.

20 июля 1941 года в Иваново прибыл первый эшелон с детьми, эвакуированными из Ленинграда. Уже к январю 1942 года в Ивановской области насчитывалось 75 тысяч эвакуированных, к июлю 1943 года число их достигло 93 тысяч. Это были жители Украины, Белоруссии, Прибалтики, Карелии, Калининской и Смоленской областей, много прибыло ленинградцев. В Иванове действовал эвакуационный пункт, при нем общежитие, столовая, больница. В Ивановской области было вновь открыт 41 детский дом: в домах отдыха, гостиницах. Большая часть таких учреждений была открыта в сельской местности: Решме Кинешемского района, Холуе Южского района, в Юрьевецком, Гав-Посадском, Вичугском и других районах.

Ког­да звучали слова «ленинградс­кие дети», сжималось сердце. Всем война принесла горе, но на этих детей обрушилось столько, что на помощь им бро­сался каждый в любом уголке нашей страны, чтобы хоть что- то сделать для них. Это были ослабленные донельзя, больные, с потухшими глазами и безразличные ко всему, чуть живые дети.

Немного истории.

Ленинград, как и Москва, был приговорен Гитлером к полно­му уничтожению вместе с жи­телями. Но уже осенью 1941 года стало ясно: сломить ле­нинградцев врагу будет непро­сто. Секретной директивой не­мецкого военно-морского шта­ба от 22.09.41 г. было предло­жено блокировать город и пу­тем обстрелов и непрерывной бомбежки с воздуха сравнять его с землей.

Город блокировали быстро, связь с Большой землей по­чти прекратилась. Железная дорога разбита, самолеты пе­реброшены на защиту Моск­вы, ладожская флотилия ока­залась слишком слабым сред­ством для эвакуации людей и завоза продовольствия. Уже осенью 1941 года в городе на­чался голод. Именно голод фашисты выбрали главным своим союзником для уничто­жения города.

Продовольственные склады быстро опустели, основные про­дукты отпуска­лись строго по карточкам, нор­мы выдачи очень быстро умень­шались. Для выпечки хлеба в ход шли всевозможные приме­си (отруби, жмых). Норма вы­дачи хлеба дошла до 125 грам­мов. Люди тяжко страдали от голода и слабели не по дням, а по часам. Дистрофия была жут­кая. Обезумевшие люди грыз­ли дрова, варили столярный клей, ели землю, взятую на ме­сте сгоревшего кондитерского склада, варили ремни, исполь­зовали в пищу олифу и смазоч­ные масла…

Внутри этой блокадной муки, среди всех лишений, ужасов и смертей главной трагедией были дети. Они разучились шалить и смеяться. Они пре­вратились в старичков  —  мол­чаливых, вялых, обреченных на муку и смерть. 

 Единственным спасением для людей была эвакуация. Доро­гой жизни стала ладожская трасса — дорога, проложенная по льду Ладожского озера. Был организован конвейер: на Боль­шую землю — людей, обратно — продукты. Как ни старались наши зенитчики, фашисты бомбили­ и эту дорогу. Машины го­рели, уходили под лед вместе с людьми и продовольствием.

Эвакуация шла медленно, спа­сти всех было невозможно. Ак­тивная эвакуация началась лишь в январе 1943 года, когда кольцо блокады было разорва­но, но блокада еще не была сня­та.

Из воспоминаний О.Н. Мельниковой-Писаренко, работав­шей тогда на ладожской трас­се. «Иногда ехали целые авто­колонны с детьми детсадовс­кого и школьного возраста. И хотя машины были закрыты, отопления в них не было. Не­редко во время пурги машины глохли. По дороге стояли па­латки, куда забирали детей, ото­гревали их чаем, оказывали медпомощь. Бывало, возьмешь ручонку — тонкой-тонкой кожицей обтянута, все косточки че­рез нее видно. И вот когда шофер сообщал, что детей мож­но грузить в автобус, дети та­кое сопротивление оказывали! Они не хотели уходить из теп­ла. Мы их уговаривали, что вы в лучшее место поедете, вам да­дут суп, мягкую булочку, вас там будут лечить и будет еще теп­лее. И чтобы они успокаива­лись, приходилось сопровож­дать их до железнодорожной станции. Они успокаивались, но глазки их оставались мертвы­ми, как стекло».

На станции их сажали в поез­да или другие машины. Куда их везли? Старались вывозить в более южные теплые и сытые районы. Но большинство детей были так слабы, что не смогли бы туда доехать. Чаще их вез­ли в Ярославскую, Горьковскую, Калининскую, Ивановскую обла­сти.

23 января 1942 года постановление СНК СССР “Об устройстве детей, оставшихся без родителей” наметило комплекс мер по предупреждению безнадзорности. При СНК автономных республик и исполкомах местных Советов создали соответствующие комиссии и сеть приемников-распределителей. При органах НКВД заработали справочные столы розыска. Дети до 3-х лет направлялись в дошкольные учреждения или передавались в семьи трудящихся на патронирование.

Дети в приемниках-распределителях должны были выдерживать карантин от 3 недель до 1 месяца и лишь после этого (по линии ОБЛОНО) направлялись по детским домам. Однако, далеко не всегда это правило выполняли и были случаи завоза детей с инфекционными заболеваниями, такими, как корь, коклюш, скарлатина, ветрянка, не говоря уже о чесотке. Порой детей принимали непосредственно из фронтовой зоны. Иногда напуганные дети, потеряв родных,  по нескольку дней сидели рядом с холодными телами погибших матерей, ожидая решения своей участи.

Cкладывающаяся обстановка потребовала увеличения сети детдомов. Детские дома устраивались разные: школьные, дошкольные, смешанные (для родственников различного возраста), специальные (детские дома такого типа создавались с 1943 года для детей воинов Красной Армии и партизан). 

А ещё была категория детей, побывавших  в концлагерях.  Война отучила этих детей плакать.  Из воспоминаний одной бывшей маленькой узницы: «Когда наш эшелон разбомбили второй раз, мы попали в руки немцев. Фашисты выстраивали детей отдельно, взрослых отдельно. От ужаса никто не плакал, смотрели на все стеклянными глазами. Мы четко усвоили урок: заплачешь – расстреляют. Так на наших глазах убили маленькую девочку, которая кричала без остановки. Немец вывел ее из шеренги, чтобы все видели, и пристрелил. Все поняли без переводчика – плакать нельзя».

А вот документ, прочитав который, душа стынет:

 

В Васильевском в 1942 году уже находился  Дом  инвалидов Отечественной войны. Нашлось подходящее помещение и для эвакуирован­ных детей. На улице Советс­кой в большом дореволюционной постройки здании бывшего училища Министер­ства просвещения, а позже начальной школы, и решено было открыть Детский дом.

В конце февраля — начале марта 1943 года Детский дом был готов к приему детей. Пер­вым директором была Клюева Елена Иосифовна, одними  из первых воспитательниц – Каллистратова (Шорина) Маргарита Николаевна и Зайцева Екатерина Петровна.

До нас дошли рассказы о том времени. Ехали встречать детей в Шую на лошадях, взяли с собой ту­лупы, одеяла. На железнодо­рожном вокзале встали у поез­да, а к ним никто не выходит. Они — в вагоны. А там увидели, что и не выйдет сам никто… Стали детей на руках выносить, укладывать в сани на солому, укрывали и плакали…

В селе их уже встречали. Жен­щины с улицы, кого можно было, брали по домам — отогревали, стригли, мыли. Дети были и дошкольного, и школьного воз­раста. Не только русские.

Сколько их было? Сохра­нилась фото­графия при­мерно 1946 года, на которой около 60 де­тей. Какими же были они в 1943… Дети были так истощены, что требовалось диетическое пита­ние, строго по норме. Лишний кусок хлеба грозил смертью. Многих детей пришлось поме­стить в нашу больницу под по­стоянное медицинское наблю­дение. Лечебное питание, уход давали о себе знать. Дети ожи­вали. Начали учиться в школе вместе с сельскими ребятами.

В постановлении СНК СССР от 1 сентября 1943 года “Об улучшении работы детских домов” были введены единые государственные нормы питания, снабжения топливом, постоянного медицинского обслуживания. Воспитатели и педагогический персонал приравнивались по нормам снабжения к рабочим промышленности и транспорта.

Однако в условиях военного времени выполнить постановление было далеко не просто. Случались перебои в финансировании, недополучение продуктов. Был определённый дефицит  надлежащей одежды и обуви, постельного белья и теплых одеял. Ощущался острый недостаток в учебниках, тетрадях, письменных принадлежностях. Действительно, это было.  Некоторые жители села вспоминали, как Зайцева Екатерина Петровна с другими сотрудниками ходили по дворам и собирали посуду для детей.

Хозяйственных забот было очень много, отопление было печное, водопровода не было. Была своя лошадь. Во дворе находилась кухня, колодец, погреб. Была своя баня – обычная деревянная по устройству, только большая.  Можно себе представить банный день – одной воды сколько было нужно вручную перетаскать! А вымыть несколько десятков ребятишек  ещё сложнее. Вспоминали, что мыла всех детей сама медсестра, а была ею Годовицына Антонина Фёдоровна. И объяснить это можно лишь величиной ответственности за дело. Воспитатели только приводили  и одевали детей после помывки.  Сколько же одежды стиралось потом вручную! Трудно было, но управлялись в помывкой детей в один день. Об этом же вспоминала Кира Ивановна Костина (Рогачёва), видимо, сильнее всего ей  это запомнилось. Кстати, сохранилась её Трудовая книжка, в которой первой записью за 1944 год является о приёме на работу в Васильевский детский дом с печатью и подписью директора Клюевой Елены Иосифовны.

Основной педагогический персонал и воспитатели — женщины. Несмотря ни на что, они делали все возможное для налаживания учебно-воспитательной работой, для улучшения питания и медицинского обслуживания. При всех детских домах организовывались подсобные хозяйства, оборудовались швейные, столярные, слесарные и другие мастерские, что в большой мере помогало  жить.

Детский дом решительно отличается от всех остальных педагогических систем. У каждого из детей  изломанная судьба, и сколько же требовалось от взрослого, выбравшего местом работы детдом, самоотверженности, сердечности, своего единоличного опыта, чтобы на месте разрухи в душе ребенка построить новое здание надежды и веры.

Кормили де­тей очень хорошо, хотя время было голодное. К празд­никам пекли белые пироги. По одному пирожку давали и де­тям сотрудников Детского дома. Таким ребенком в те годы была Галина Константиновна Марова, ее мама Евстолия Ва­сильевна Теремова работала там воспитателем. Помнит она не только тот белый пирожок, но и как приходили в их дом детдомовские дети — братья Колобовы и другие мальчики. И чтоб этих детей пригреть, побаловать, доставить им радость, наша бабушка Зиновья Ивановна Теремова, жен­щина строгих правил, от этих правил отступала: и печку рус­скую топила позже обычного, чтобы сделать это  при них и даже пекла в ней для этих детишек картошку, что тоже было не принято.

После войны некоторых детей забирали оставшиеся в живых родственники. Те, кто работал в Детском Доме тогда, вспоминали об этом. Кто-то уезжал, некоторые оставались, учились в Шуе в ФЗУ и потом работали на фабриках. Совсем неожиданно откликнулись на мою статью в «Шуйских известиях» две жительницы Шуи. Они, правда, обратились сначала в редакцию газеты. Но позже состоялось и наше знакомство с ними. Были случаи усынов­ления. Так, приемным отцом для Маши Гриневой стал Иван Иль­ич Кормушкин, девочка осталась в Васильевском, а брат ее был усыновлен в Шуе.

Можно не сомневаться, что те  дети вспоминали Ва­сильевский Детский дом доб­ром и с благодарностью. С ними работали исключительной доброты и внимательности люди.

Одной из самых первых воспитательниц была Маргарита Николаевна Калистратова (Шорина). О ней с восторгом рассказывала Сурина Августа Петровна: «Аккуратная, внимательная, архидобросовестная, она была так скромна, что выступая где-либо с отчётом о своей работе, старалась обойти свои заслуги. Боялась, как бы не похвалили. Воспитание не позволяло». Она прекрасно рисовала, в музее истории села есть фотоальбом, оформленный ею по окончании 7 класса для любимой учительницы Чикуриной Людмилы Александровны. В Детском Доме она вела кружок рисования. Нельзя не сказать, что Маргарита Николаевна пережила все последствия репрессии своей семьи в конце 30-х годов, а в 90-х реабилитацию. Правда, на эту тему она ни с кем никогда  не общалась.

Сама Августа Петровна работала там с 1947 года. Вспоминала, что в Детском доме всегда был полный порядок во всём, очень строго спрашивали и с воспитателей, и с техперсонала. 

Так, благодаря принятым мерам со стороны государства, самоотверженному труду технического персонала, воспитателей, и просто женщин, относящихся по-матерински к обездоленным детям, в годы войны не было допущено массовой детской беспризорности. В результате почти все дети, поступившие в те годы в детские дома,  были спасены.

В начале 50-х годов Васильевский Детский дом рас­формировали и перепрофили­ровали во Вспомогательную школу-интернат. Так начался новый этап работы наших воспитателей с другими детьми, но с не менее сложными судьбами. 

 

Дальнейший материал в разработке.